— Спасибо тебе, лысая женщина! — крикнул Ингвар в сторону берега. — Не побрезгуй и ты нашим даром — хелидороподобным концентратом, надеюсь, не идентичным натуральному. Не хотел бы я встретить однажды того хелидора… Вот тут положу, смотри. Не спеши, заберёшь, когда сможешь. Не думаю, что на это кто-то позарится.
***
— Да, пацан, мост определённо видал лучшие времена, — сказал Ингвар задумчиво. — Будь мы на машине, дальше пришлось бы идти пешком. Но поскольку мы и так пешком, то ничего не теряем. Пешеходный проход уцелел и выглядит достаточно прочным. Пошли потихонечку. Держись за перила, а то лететь далеко. Ты не боишься высоты, надеюсь? Вроде бы нет, как я погляжу. Вот и ладушки. Топай, топай, не бойся, я рядом. Если что, грохнемся вместе, если тебя это как-то утешает. Но не должны. Это только кажется, что он от ветра качается. На самом деле, если этот пролёт до сих пор не упал, то вряд ли рухнет именно под нами. Не такие уж мы толстые. Ты так вовсе ничего не весишь, по-моему: кожа, да кости, да синие глазки. В чём душа держится? Видишь, перешли. Дальше хоть на танке катайся, даже автомобильный кусок цел.
— А ну, стойте, вы, там!
Из стоящего на спущенных шинах ржавого автобуса вышел мужчина в сильно потрёпанной одежде с внушительной ржавой железякой в руках.
— Видите черту на мосту?
— Видим, — коротко ответил Ингвар.
— Это моя «зона смерти».
— Зона смерти?
— Ну, расстояние, с которого меня клинит.
— Я это называю «агрорадиус», — поделился Ингвар.
— Да хоть «дистанцией поцелуя», друг. Но ещё шаг, меня сорвёт с катушек, и я вас порешу вот этой острой железкой. А мне бы не хотелось, потому что кровь и кишки не украшают пейзаж да и завоняются быстро.
— Понимаю, не спорю. Кишки не всем по нраву. Но не мог бы ты тогда уйти ненадолго на тот берег? Нам с пацаном надо перейти реку.
— Нет, друг. Не мог бы, даже если бы хотел. Видишь? — он поднял драную выцветшую рубаху. Под ней обмотанный тряпками железный обруч, обхватывающий мужчину под выпирающими рёбрами. На обруче закреплена цепь, уходящая куда-то под автобус. — Так что мост вы не перейдёте, извини. Для того я тут и сижу.
— Не понял, — озадачился Ингвар, — ты сидишь на цепи, как сторожевая собака, и охраняешь мост? Зачем?
— Чтобы никто его не перешёл, разумеется. По-моему, это очевидно, друг. И ты лучше не пробуй, потому что я тощий, но сильный. И зарубает меня так, что вообще ничего не могу с этим поделать. Ты-то ладно, а пацана жалко будет, я детей давно не видел. Живых, в смысле. Кстати, как так получается, что вы вместе и не поубивали друг друга?
— Природный феномен, — отмахнулся Ингвар, — статистическая флуктуация. Не обращай внимания. Ты мне лучше скажи… Как там тебя зовут, ты сказал?
— Я не сказал. Димитр.
— Так вот, Димитр, не подскажешь, кто тебя на цепь посадил-то? Кому так помешает, если мы мост перейдём?
— Веришь, друг, я не в курсе.
— Это как так может быть?
— Да как оно бывает? Кто-то нашёл меня спящего и оглушил. Навернул чем-то по тыкве, шишка потом две недели была. Пока человек без сознания или спит, на него у других крышу не срывает.
— Интересная информация, спасибо.
— Да на здоровье, друг. Я думал, это все знают. Прихожу в себя на цепи вот здесь. Рядом пакет жратвы, бутыль воды, вязанка дров и всё такое. В автобусе, вон, лежаночка организована, кухонька, уютно всё, грех жаловаться. Извини, но в гости по понятным причинам пригласить не могу, но поверь на слово — жить можно.
— И что, никак не освободиться?
— Ну, как тебе сказать… С одной стороны, если сильно заморочиться, то можно, наверное, постепенно цепь перепилить. Да хоть об бетон звено перетереть. Долго, муторно, но в конце концов справился бы…
— Но?
— Но зачем? Куда я пойду-то? Сам поди видел — и идти некуда, и прибиться не к кому. А здесь меня кормят. Приходит человек, кладёт жратву на край моей «зоны смерти», палкой задвигает внутрь — и всё. Опять же, рыба. Мне снастей дали, леска длинная, с моста достаёт. Иной раз неплохо клюёт, к слову. Позавчера вот такого леща вытащил!
Мужчина показал руками, какого, и Ингвар уважительно покивал.
— Воду достаю ведром на верёвке. Для питья кипячу, а помыться и так можно. А главное, друг, в этом есть хоть какой-то смысл. Сижу, никого не пускаю, приношу пользу. Даже если не знаю, какую и зачем. Тот, кто мне жратву приносит, ничего не говорит.
— Вообще ничего?
— Ни слова. Я и так и этак спрашивал — отворачивается и уходит. Так что, друг, не знаю я, почему они никого на том берегу видеть не хотят. Но я вас не пустил бы, даже если б мог. Ничего личного, служба.
— И тебя такая жизнь устраивает?
— Кого вообще нынешняя жизнь устраивает, друг. Я хотя бы жив, сыт и при деле. А рыбалку я и до того любил. Каждые выходные с удочкой сидел. Теперь у меня сплошные выходные навсегда.
— А зимой что делать будешь?
— До зимы ещё дожить надо. Придёт осень, буду думать. Но я верю, что те, кто меня сюда посадил, сами об этом позаботятся. Автобус, к примеру, утеплить можно, печечку в него поставить. С рыбалкой, правда, не выйдет, лёд пробурить некому, но ничего, так поскучаю. Я ведь и до всего этого вахтером работал, так что мне не привыкать. Зато на свежем воздухе.
— И что, тебе совсем не хочется отсюда уйти?
— Так некуда же, друг. Везде одно и то же.
— Откуда тебе знать, если ты не ходил?
— У меня обзор хороший. Сначала народ ещё суетился, бегал туда-сюда, чего-то хотел, куда-то стремился — я кишки отмывать не успевал. А теперь тишина. Вы первые недели за три, наверное. Думаю, друг, все уже поняли, что идти некуда и незачем. Сидят поодиночке, жрут, что бог пошлёт, и ждут зимы, чтобы сдохнуть от холода и голода. Так что идите отсюда, ребятки. Покуда я жив, мост вам не пересечь.
— Ну, как знаешь, — покивал Ингвар задумчиво. — Кто б спорил, а я нет. Каждый сам себе злобное Буратино.
— Кто злобное?
— А, неважно. Это я пацану, он в курсе. Сиди тут, коли нравится, а мы других путей поищем.
— Удачи вам. Не держите зла, ничего против вас не имею.
— Понимаю, работа такая.
— Вот-вот.
— Пойдём отсюда, пацан. Может, я бы его одолел, может, нет, но мы даже пробовать не будем. Моя кувалда против его заточки, схватка на краю бездны, должен остаться только один… Если бы мы кино снимали, то была бы ключевая сцена. С крупными планами оскаленных зубов и выкаченных глаз, дрожащими от напряжения руками, съёмкой снизу, передающей высоту, и драматичной музыкой. И непременно на фоне заката, чтобы у зрителя на широком экране аж дыхание спёрло. У нас всегда так снимают, а вот у вас — нет. У вас герой бы пошёл справку в районной администрации получать. Чтобы пропуск на переход моста выписали. Но поскольку это не кино, то ни битвы, ни справки не будет. У меня на сей счёт другой план имеется.
Глава 6. Капитан пиратов
— Скажи мне, пацан, только честно, ты плавать умеешь? Что ты жмёшься? Нет так нет, стесняться нечего. Не всем повезло вырасти у пруда с бабулей-матросом, которая первым делом швырнула меня в воду с мостков так далеко, как смогла докинуть. Не знаю, стала бы она меня спасать, если бы я тонул, но я поплыл как миленький. Нет, не бойся, на тебе проверять не будем. Я же не бабуля. В общем, это не сильно важно, умеешь ты плавать или нет, потому что форсировать реку вплавь мы не будем. Была такая мысль, не скрою, но, блин, какого чёрта! Если бы я, увидев табличку «Прохода нет», каждый раз разворачивался и уходил, то это был бы не я, а кто-то другой. Может быть, он был бы более приятным человеком, но вы бы с ним вряд ли встретились. Таких не берут в пираты, пацан. Что ты на меня так смотришь, как будто я котёночка в шаурму завернул? Да, я был пиратом. Но, честное слово, именно это моё занятие принесло наименьший вред окружающим. Контрабанда, торговля оружием, спекуляция драгметаллами и посредничество в военных конфликтах малых государств Центральной Африки были куда более токсичными практиками, поверь. А ведь это лишь малая часть моих бизнес-кейсов! Ладно, раз ты такой недоверчивый, расскажу тебе о том, как был капитаном пиратов. Всё равно до вечера заняться нечем. Итак, пацан, как выглядело в нашем исполнении нападение пиратского корабля на мирное судно. Ты небось вообразил себе гром пушек, пороховой дым, стоны пассажиров, истерику пассажирок, крики «На абордаж!» и зажатый зубами кортик? Так вот, ничего этого не было. Во-первых, ни одной пушки у нас не случилось. Ты спросишь: «Что же это за корабль такой, капитан Ингвар?» А я отвечу: торпедный катер «Комсомолец» проекта 123-бис. Реданная посудина с дюралюминиевым корпусом и полным водоизмещением всего двадцать с половиной тонн. Пушек ему не полагалось, мелковат. Штатно монтировали четыре пулемёта ДШК в двух спаренных установках, но, поскольку катер был списанный, то вооружение с него сняли. Мы его купили типа как для рыбалки, как обычный армейский неликвид. В те времена наша самая сильная на свете армия, проиграв страну без единого сражения, — не спрашивай, как так вышло, — распродавала направо и налево всё, что имело хоть какую-то ценность. Поэтому официально мы купили его у военно-морского флота нашей великой державы по цене металлолома, заплатив мимо кассы в два раза больше, потому что катер был в отменном состоянии и выдавал полсотни узлов как с куста. Долго объяснять, причём тут узлы, но, поверь, это довольно быстро. Главное его вооружение — два торпедных аппарата. Это такие толстые трубы вдоль бортов, в каждой из которых — один потопленный при удачном попадании корабль. Поэтому малым размером нашего судёнышка обманываться не стоило. Теоретически, мы могли распрекрасно отправить на дно судно в сто раз крупнее себя. Для пущей зловещести мы его даже перекрашивать не стали, оставив в военном сером с красными звёздами. Только название поменяли.
